Несколько заключительных слов
Какие же выводы можно сделать из той истории науки, которую мы представили вам в нашей книге?
Во-первых, это выводы эволюционного порядка. Знание не возникает «впрок»; оно должно быть востребовано обществом. И, что немаловажно, знание, возникнув, имеет перспективы, только если общество находится на уровне развития, позволяющем это знание воспринять. В ином случае знание как возникнет, так и исчезнет. И поэтому очень часто то, что нам кажется «научной пустыней», на самом деле есть время недостаточного развития не науки, а общества, когда невостребованное знание идет либо в создание неких умозрительных теорий, либо технических игрушек, либо пропадает частично или полностью, – если, например, оно не было записано.
То, что мы называем греческой наукой, есть наука начального этапа развития Византийской империи; причем еще предстоит вычленить некоторые приписанные ей достижения более позднего времени. Греческий был языком ученых разных наций, живших по всему Средиземноморью. И в течение тысячелетия наука развивалась сама и поддерживала существование империи, хотя и не все периоды истории Византии были благоприятными для нее. Например, период установления христианства как господствующей идеологии был не лучшим временем для развития науки. Кроме того, нахождение Византийской империи на перекрестке торговых дорог сыграло с ней злую шутку: имея возможность получать различные новшества со стороны, византийцы сократили свои траты на их создание, что привело в итоге к техническому отставанию от Европы.
Но даже в этом случае накопленный потенциал был настолько велик, что поток интеллектуалов из империи в Европу в XIII и XV веках дал два мощных толчка развитию европейской науки. В качестве современного примера напомним, что после развала СССР большое количество советских математиков эмигрировало в США, и именно они совершили там настоящую научную революцию. Оказалось, в этой области Штаты катастрофически отставали от нас.
Теперь об «арабской науке». Этот термин столь же неточен, как и термин «греческая наука». Результаты развития наук в некоторых странах записаны на арабском языке, а вот собственно арабов, участвовавших в этом процессе, было не так много. Более правильно ее называть мусульманской наукой. И это не простая замена одного слова другим! Так становится понятным, что на самом деле никакого военного завоевания бедуинами половины мира не было, а была религиозная и культурная экспансия, в основе которой лежала византийская культура тех территорий, на которых и произошло возникновение ислама.
Мусульманская наука не ограничивалась простым пересказом науки великого соседа, – а на деле империи, из состава которой выделились сами мусульманские страны, – но, как и следовало ожидать, нашла свой собственный путь, который шел между тем в общем русле развития науки, определяемом уровнем развития общества. Но и здесь по мере установления господства исламской идеологии научные успехи стали уменьшаться и постепенно остались только в области технологий.
А что касается успехов европейской науки, то они связаны, с одной стороны, с закатом Византийской империи и развалом мусульманского мира – именно оттуда шел поток ученых, книг, технологий. Вчера Византия была выше всех, и вдруг ее не стало. Оказывается, нельзя быть слишком уверенным в неизменности существующего в какой-то период времени положения дел. А с другой стороны, социальное развитие Западной Европы позволило воспринять это пришедшее из Византии знание, причем само это восприятие нового знания способствовало дальнейшему социальному прогрессу. Опять же приведем пример из нашей современности: после Первой и особенно после Второй мировой войны таким же образом произошло научное и технологическое возвышение США.
Есть и второй вывод из истории науки, хронологический. Выполненная традиционной историей расстановка эпох по хронологической шкале недостоверна, поскольку вся история допечатного периода противоречит логике эволюции науки (а также искусства, литературы, военного дела, права). И пока нельзя с уверенностью сказать, с какого периода датировки событий и даты жизни значимых людей становятся достоверными.
В нашей книге мы были вынуждены пользоваться традиционными датировками, о чем и напоминали время от времени. Ведь если мы пишем, что, например, Абу-Юсуф Якуб ибн-Исхак Кинди жил в 801–873 годах, это вовсе не значит, что просветитель действительно жил в указанные годы юлианского счисления от Рождества Христова. И дело не только в том, что в арабской традиции даты совсем другие, от эры Хиджры, но и в общей недостоверности применявшихся хронологами XVI века методов. Мы используем традиционные датировки, чтобы увязать истории разных регионов, не более того, а в случае абсолютной недостоверности дат (точнее размещения эпох) прямо говорим об этом. Даже сообщая, что история Византии началась в III–IV веках, мы совсем не настаиваем на точности этой даты: возможны варианты.
Наука об истории человечества находится пока в таком состоянии, что о точных датах говорить вообще рано. Сначала надо разобраться с размещением эпох и общим направлением развития; ведь и в самом деле, в некоторых случаях в истории происходит явный регресс с «обратным» повторением стилей искусства и литературы, «забыванием» научных достижений и прочими чудесами. Создав из историй науки, литературы, искусства, техники набор проекций прошлого, мы сможем получить многомерную историю, и только потом встанет вопрос о приблизительной датировке элементов процесса.
Как пригодилась бы в этой работе эрудиция историков!.. Но нет, их длительная борьба с хронологическими открытиями Исаака Ньютона, Николая Морозова и Анатолия Фоменко показала, что нам с ними не по пути. К сожалению, историки превратились в жрецов окостеневшей схемы. Наука, к созданию которой приступили мы, – многомерная история, имеет мало общего с историей традиционной: у них разные методы и разные цели.
Но придет однажды час истины.
